Болдино
То ли Пушкин, то ли Ника Самофракийская
Наступает утро – а вместе с ним и время экскурсии в усадьбу.
Идти нам совсем недалеко – минуем Успенский собор, что так дивно отражается в водах одного из трех прудов – и вступаем на территорию усадьбы, одного из немногих мест, где все сохранилось таким, каким было при жизни их владельцев, куда по счастью, не дошла война – что же сотворили изверги в Пушкинских горах ,– миновали крестьянские бунты, и пощадил огонь пожаров.
Из-под наших ног брызжет влага, которой буквально напитана почва – неделю до нашего приезда лили дожди, а нам рассказываю, какой кошмар творился здесь в прошлом году, когда пересохли пруды, и горела трава, огонь подходил к Черному лесу.
И вот мы на территории усадьбы – перед нами маленький, аккуратный двухэтажный деревянный домик. Именно так и хочется про него сказать – домик среди кустов шиповника и жасмина – таким его и увидел Александр Сергеевич в 1830 году, когда приехал получать его в качестве приданого к свадьбе да еще 200 душ. Далеконько пришлось ему добираться – в тряской таратайке – от Москвы до Нижнего 430 километров, а там еще 230 километров к юго-востоку. И на тебе – холерный карантин, пришлось ему тут задержаться.
Пришлось и потратить время на то, чтобы привести в порядок жилище, а самому пока поселиться в вотчинной избе. Обожал Пушкин лежать на диванах.
Вотчинная изба
Кабинет Пушкина в вотчинной избе
На продовольственном положении карантин не сказывался, а вот письма проходили дымовую обработку и обработку раскаленными спицами, так что жаловался потом Александр Сергеевич, что при вторичном использовании писем из-за дырок он царапает себе то место, которое величает «грешною дырой». Бумагу тоже приходилось экономить, поэтому писАл он на четвертушках листа. С книгами тоже была проблема – только куча календарей на чердаке.
Вот конюшня на шесть лошадей – ох, любил, Пушкин езду и на тройке и верхом.
А рядом – баня, которую Пушкин обожал, где хоть сегодня можно попариться.
Баня
И дивный парк со знаменитыми прудами и с горбатым мостиком.
Эта ветла, похоже, помнит Пушкина
Заросший пруд
Людская
Я и Шелихова у горбатого мостика