И снова наступает «самый длинный день в году».
И хочется вспомнить о тех, кто непосредственно не воевал, кто просто жил в ту эпоху, кого война сорвала с места. Об эвакуированных, или, как они себя горько называли «выковыренные».
Москвичка, студентка ИФЛИ, Эмилия Лесохина (впоследствии мой замечательный друг, несмотря на огромную разницу в возрасте) в тот день, сдав последний экзамен сессии, думала, что решит важный для себя вопрос – скажет ли она «да» или «нет» своему фактическому супругу Саше. Дверь распахнулась – и Саша крикнул: «Мила, война!» Настолько была далека в этот момент Мила от мыслей о войне, что задала вопрос: «А с кем?» Но тут же, включив радио, все поняла. На следующий день они расписались, отпраздновали скромную студенческую свадьбу – и Саша ушел на фронт. А Мила осталась в Москве. Ее отец был назначен в отдел по организации госпиталей в Москве.
22 июля начались бомбежки. Поначалу, беременная Мила спускалась в метро во время бомбежек. Жили они возле станции «Кропоткинская». Как она мне рассказывала, что к 18.00 возле станции выстраивались огромные очереди – пускали сначала женщин с детьми, потом всех остальных. В метро отключали ток, и люди располагались в кромешной темноте и сырости прямо на рельсах. Было тесно, темно и невероятно душно. И вот, тяжелая бомба упала на театр Вахтангова. Содрогнулась вся земля – и плотная людская масса рванулась к выходу. Мила не пострадала в этой толчее, но ужас, пережитый ею в ту минуту, был настолько велик, что она решила: «Пусть разбомбят меня и моего ребенка, но на вольном воздухе» - и больше в метро по тревоге не спускалась. А враг все ближе подступал к Москве – и вышел приказ об эвакуации госпиталей из Москвы в Ташкент.
«Мы оставшихся без крова
В дом к себе принять готовы.
Будет кров сиротам дан!»
Обездоленных встречая,
Казахстану отвечая,
Поклялся Узбекистан»
(С. Михалков «Быль для детей»)
В дом к себе принять готовы.
Будет кров сиротам дан!»
Обездоленных встречая,
Казахстану отвечая,
Поклялся Узбекистан»
(С. Михалков «Быль для детей»)
И в начале октября семья Лесохиных была отправлена в Ташкент. Под поезда для эвакуации было приспособлено абсолютно все, что могло двигаться по рельсам, вплоть до вагонов московского метро. Но как был долог и тяжел этот путь! Выехали из Москвы в начале октября, и только под Новый Год добрались до Ташкента. Не было порой возможности даже лечь – и люди неделями ехали сидя. Мила (Эмилия Иосифовна) рассказывала мне, как страшно отекли у нее ноги, как она задыхалась. А когда ночью они прибыли в Ташкент, маленькие юркие узбечки моментально разобрали их по своим домам. Условия были, мягко говоря, не самые комфортабельные - в один домик поселилось восемь семей – но были рады, что доехали и живы. Сколько же поездов не доехало, сколько пароходов не доплыло! На Миле тут же разрезали резиновые сапоги, которые она не снимала уже больше месяца - снять их иначе не было никакой возможности. "Ларисочка, не поверите, какое это было счастье!" - вспоминала Эмилия Иосифовна через многие-многие годы.- "Но я осталась без сапог! И соорудили мне какие-то тряпочные чуни."
1 января 1942 года родилась у Милы дочка Леночка – и хозяйка-узбечка подарила для пеленок свой старый халат («Вот и вышла она у меня чернявой!»). Сама же Мила пошла в школу, преподавать историю и русский язык. От нее я услышала еще и то, о чем нигде не читала – как боролись врачи с эпидемиями в городе, где не было ни канализации ни водопровода, и который стал пристанищем для миллионов «выковыренных», какой это был подвиг.
А с Украины бабушкина племянница со своими дочками, успевшая вырваться «яко наг, яко благ» из-под Мариуполя (тогда Жданова) добиралась на Дальний Восток к своей сестре ни много ни мало полгода. В дороге заболела тифом и умерла старшая дочка Женя, а когда сестра пришла их встречать на полустанке под Хабаровском – она их не могла узнать, потому что из вагона вынесли два скелета, завернутых в какое-то тряпье, они не могли даже ходить от истощения.
Нет уже с нами ни Эмилии Иосифовны, судьба которой, впоследствии пересеклась с судьбой потомков Федора Тютчева – Леночка, рожденная в Ташкенте, вышла замуж за правнука Тютчева, но это отдельная история. Давно нет тети Оли, а ее дочь Валя растит на Дальнем Востоке правнуков. И к Миле, и к тете Оле вернулись мужья с войны. Они не воевали, но военных тягот на их долю выпало полной мерой.
1 января 1942 года родилась у Милы дочка Леночка – и хозяйка-узбечка подарила для пеленок свой старый халат («Вот и вышла она у меня чернявой!»). Сама же Мила пошла в школу, преподавать историю и русский язык. От нее я услышала еще и то, о чем нигде не читала – как боролись врачи с эпидемиями в городе, где не было ни канализации ни водопровода, и который стал пристанищем для миллионов «выковыренных», какой это был подвиг.
А с Украины бабушкина племянница со своими дочками, успевшая вырваться «яко наг, яко благ» из-под Мариуполя (тогда Жданова) добиралась на Дальний Восток к своей сестре ни много ни мало полгода. В дороге заболела тифом и умерла старшая дочка Женя, а когда сестра пришла их встречать на полустанке под Хабаровском – она их не могла узнать, потому что из вагона вынесли два скелета, завернутых в какое-то тряпье, они не могли даже ходить от истощения.
Нет уже с нами ни Эмилии Иосифовны, судьба которой, впоследствии пересеклась с судьбой потомков Федора Тютчева – Леночка, рожденная в Ташкенте, вышла замуж за правнука Тютчева, но это отдельная история. Давно нет тети Оли, а ее дочь Валя растит на Дальнем Востоке правнуков. И к Миле, и к тете Оле вернулись мужья с войны. Они не воевали, но военных тягот на их долю выпало полной мерой.